— Сколько ей лет?
Мать призадумалась, возможно, испытывая искушение соврать, но я рявкнул на нее, и она тут же ответила:
— На день Бальдра четырнадцать исполнится, господин.
Праздник Бальдра отмечали в середине лета, так что девчушке достаточно лет, чтобы выйти замуж.
— Приведи ее сюда, — велел я.
Этельстан нахмурился, решив, что я хочу забрать Фриггу себе, признаюсь, я был не прочь, но вместо этого я подозвал слугу Этельстана.
— Привяжи девчонку к хвосту своей лошади, — приказал я, — и чтоб ее никто не трогал! Не давай ее в обиду. Охраняй ее, понял?
— Да, господин.
— А ты, — я снова повернулся к ее матери, — ты умеешь готовить?
— Да, господин.
— Шить?
— Конечно, господин.
— Тогда останешься с дочерью, — я повернулся к Этельстану: — В твоем хозяйстве появятся еще двое, — сказал я ему и оглянулся на Фриггу, подумав о том, как же везет этому ублюдку, хотя ублюдком он как раз не был, будучи законным сыном короля.
Со стороны всадников, наблюдавших за южным горизонтом, послышался радостный возглас. Я послал Тинтрига вперед, сквозь пленников, и увидел, что отец Фраомар, исповедник Этельфлед, делает какое-то объявление. Он сидел на серой кобыле, чей цвет подходил к его седым волосам. Отец Фраомар стоял рядом с Этельфлед, и она улыбнулась, когда я подъехал поближе.
— Хорошие новости, — сообщила она.
— Какие?
— Хвала Господу, — радостно заявил отец Фраомар, — враги в Эдс-Байриге сдались.
Я ощутил разочарование, потому что предвкушал битву. Похоже, Рагналл оставил значительную часть своего войска за стенами Эдс-Байрига, вероятно, хотел удержать восстановленный форт, а я желал его гарнизону смерти в качестве предупреждения остальным приспешникам Рагналла.
— Сдались?
— Хвала Господу.
— И Меревал внутри форта?
— Пока нет.
— Что значит «пока нет»? Они же сдались!
Фраомар улыбнулся.
— Они христиане, лорд Утред. В гарнизоне христиане!
Я нахмурился.
— Да пусть они хоть долгоносикам поклоняются, мне плевать, — сказал я, — но если они сдались, то наше войско должно быть внутри. Это так?
— Так и будет, — заявил отец Фраомар. — Всё согласовано.
— Что согласовано? — поинтересовался я.
Этельфлед выглядела встревоженной.
— Они согласны сдаться, — сказала она, посмотрев на исповедника в поисках подтверждения. Фраомар кивнул. — А мы не деремся с христианами, — закончила Этельфлед.
— Я дерусь, — кровожадно заявил я и подозвал слугу. — Годрик! Труби в рог! Годрик взглянул на Этельфлед в надежде на ее одобрение, а я пнул его по левой руке. — Труби в рог! Давай!
Он поспешно протрубил, и мои воины, разоружающие врагов, подбежали к лошадям.
— Лорд Утред! — запротестовала Этельфлед.
— Если они сдались, — сказал я, — то форт наш. А если он не наш, то они не сдались, — я перевел взгляд на Фраомара. — Ну так что же?
Никто не ответил.
— Финан! Приведи людей! — крикнул я и, не обращая внимания на Этельфлед с Фраомаром, послал лошадь на юг.
Обратно в Эдс-Байриг.
Мне следовало догадаться. Это все Хэстен. Своим красноречием он способен превратить дерьмо в золото, и он применил его на Меревале.
Я разыскал и Меревала, и Хэстена, каждый находился в окружении десятка спутников, в ста шагах от форта, на западной стороне, где склон становился более пологим. Обе стороны стояли в нескольких шагах под своими знаменами. Меревал, конечно же, нес знамя Этельфлед с изображением гуся Святой Вербурги, Хэстен вместо привычного черепа на шесте щеголял новым стягом — серым полотнищем с вышитым на нем белым крестом.
— Совести у него нет! — крикнул я Финану и пустил Тинтрига вверх по склону.
— Скользкий же ублюдок, господин. — рассмеялся Финан.
Скользкий ублюдок оживленно разговаривал, когда мы появились из леса, но стоило ему заметить меня, как он умолк и отступил под защиту своих воинов. Когда я приблизился, он приветствовал меня по имени, но я не обратил на него внимания, послав Тинтрига между двумя отрядами, и соскользнул с седла.
— Почему ты не занял форт? — набросился я на Меревала, кинув поводья Годрику.
— Я… — начал было он, но потом посмотрел куда-то в сторону. Этельфлед со свитой стремительно приближалась, и он определенно решил дождаться ее прибытия, прежде чем отвечать.
— Засранец сдался? — спросил я.
— Ярл Хэстен… — тут Меревал вновь запнулся и пожал плечами, словно не зная, что ответить, и не понимая, что происходит.
— Это легкий вопрос! — угрожающе сказал я. Меревал был порядочным человеком и стойким воином, но сейчас выглядел донельзя смущенным. Его взгляд бегал по группе окружающих его священников. Тут стояли отец Цеолнот со своим беззубым братцем Цеолбертом, а также Леофстан. Всех несказанно привело в замешательство мое внезапное появление.
— Он сдался? — медленно и громко повторил я вопрос.
От ответа Меревала спасло прибытие Этельфлед. Она протолкнулась сквозь священников.
— Если тебе есть, что сказать, лорд Утред, — ледяным тоном произнесла она с седла, — то поведай мне.
— Я хочу лишь знать, сдался ли этот кусок дерьма, — сказал я, указав на Хэстена.
Ответил отец Цеолнот.
— Госпожа, — заговорил священник, нарочито не обращая на меня внимания, — ярл Хэстен согласился присягнуть тебе на верность.
— Согласился на что? — поперхнулся я.
— Тишина! — крикнула Этельфлед. Она оставалась в седле, возвышаясь над нами. Её свита, по меньшей мере сто пятьдесят воинов, последовала за ней от берега реки и остановилась ниже по склону.