— Фирд может сражаться, — согласился он, — но лишь при поддержке регулярного войска!
— Город не подвергнется нападению, — буркнул я. В ночном небе прогремел гром, заставив живущих в Большом зале собак забиться в темные углы. По крыше барабанил дождь, протекая сквозь два десятка щелей в старой римской черепице.
— А для чего еще Рагналлу возвращаться, — сказала Этельфлед, — если не ради нападения на нас?
— Он не нападет ни сегодня, ни завтра, — ответил я. – Что дает нам возможность прижать мерзавца.
Я снарядился для битвы. Под прекрасную кольчугу я надел кожаную куртку до колен. Кольчугу перехватывала перевязь, с которой свисал Вздох Змея. Кожаные штаны были заправлены в высокие сапоги с железными полосками. Руки густо усеивали браслеты. Годрик, мой оруженосец, держал шлем с волчьей пастью, копье с толстым древком и окованный железом щит с изображенной на нем головой волка Беббанбруга. Я снарядился для битвы, и многие дрожали от этой мысли.
Рядом с Меревалом стоял Цинлэф Харальдсон, молодой фаворит Этельфлед, который, по слухам, собирался жениться на её дочери. До сей поры он старался не восстанавливать меня против себя. Лестью и согласием он избегал столкновения. Однако мое предложение побудило его возразить.
— Что изменилось, господин? — почтительно спросил он.
— Изменилось?
— В прошлый приход Рагналла ты не желал вести людей в лес.
— Ты опасался засады, — вставил Меревал.
— Его люди стояли в Эдс-Байриге, — ответил я. — То была его твердыня, крепость. Какой смысл было прорываться сквозь засаду, чтобы потом умереть на стенах?
— В его руках по-прежнему... — начал было Цинлэф.
— Уже нет! — отрезал я. — Мы не знали, что стены фальшивы! Мы считали Эдс-Байриг крепостью. Теперь это лишь вершина холма.
— Он превосходит нас числом, — уныло заметил Меревал.
— И всегда будет превосходить, — ответил я, — пока мы не убьем достаточно его людей, чтобы превзойти числом их.
— Самое безопасное, — начала Этельфлед, но осеклась. Она сидела в огромном кресле, почти на троне, освещенном мерцающим пламенем главного очага. Она внимательно прислушивалась с озабоченным выражением лица, переводя взгляд от одного говорящего к другому. Позади нее стояли священники, также считающие мой замысел безрассудным.
— Самое безопасное? — спросил я, но она лишь покачала головой, словно намекая, что передумала произносить вслух то, что собиралась.
— Самое безопасное, — твердо вымолвил Цеолнот, — убедиться, что Честер не падет!
Собравшиеся одобрительно забормотали, и отец Цеолнот, ободренный поддержкой, шагнул вперед, встав рядом с освещенным креслом Этельфлед.
— Честер — наша новая епархия! Вокруг него простираются огромные участки пахотной земли! Он защищает выход к морю. Он оплот против валлийцев! Он защищает Мерсию от языческого севера! Мы обязаны его удержать! Внезапно он смолк, очевидно вспомнив ту ярость, с которой я обычно встречал военные советы от священников.
— Обратите сердце ваше к укреплениям его! — прошепелявил щербатым ртом Цеолберт, — чтобы пересказать грядущему роду!
Я уставился на него, гадая, уж не лишился ли он остатков разума вместе с зубами, но остальные священники одобрительно забубнили.
— Псалтирь пророка Давида, — пояснил мне слепой отец Кутберт. Кутберт был единственным священником, что меня поддерживал, но он всегда считался чудаком.
— Что перескажем мы грядущему поколению, — прошипел отец Цеолберт, — если укрепления будут потеряны! Мы обязаны их защитить! Нельзя оставлять стены Честера.
— Сие есть слово Господне, слава Всевышнему, — подхватил Цеолнот.
Цинлэф улыбнулся мне.
— Господин, лишь глупец пойдет наперекор твоему совету, — льстиво заявил он, — и наша цель — разбить Рагналла, но не менее важно защитить Честер!
— А оставив стены незащищенными... — уныло начал Меревал, но не сумел договорить.
Прогремел очередной раскат грома. Дождь лился сквозь щель в крыше и шипел в очаге.
— Глас божий! — воскликнул отец Цеолнот.
А которого бога? Тор — громовержец. Меня так и подмывало напомнить об этом святошам. Но произнеся это вслух, я бы настроил их против себя.
— Мы должны укрыться от бури, — сказал Цеолберт, — гром — знак того, что нам следует укрыться в стенах.
— Мы должны остаться... — начала Этельфлед, но её прервали.
— Прости меня, — произнес епископ Леофстан, — дорогая госпожа, прошу меня простить!
Этельфлед, похоже, возмутило то, что её прервали, но она выдавила снисходительную улыбку.
— Епископ?
— Чему учит нас Господь? — спросил епископ, прохромав к свободному месту у очага, где капли дождя брызнули ему на рясу. — Разве говорит он нам, что должно остаться дома? Разве поощряет нас сжаться у очагов? Велел ли он своим ученикам закрыть дверь и греться у очага? Нет! Он отправил их в путь! По двое! А почему? Потому что дал им власть над нечистыми духами! — с жаром говорил епископ, и к своему изумлению я осознал, что он на моей стороне. — Царствие небесное не установить, сидя дома, — пылко продолжал епископ, — лишь выйдя из него, как наказывал Христос!
— Евангелие от Марка, — осмелился подать голос юный монах.
— Отлично сказано, отец Ольберт! — похвалил Леофстан. — Сию заповедь действительно можно найти в Евангелии от Марка! В ночи прогремел очередной раскат грома. Ветер усиливался, завывая в темноте под жалобный скулеж собак. Дождь пошел сильнее, поблескивая в свете очага, в яркое пламя которого с шипением падали капли.