Воины бури - Страница 64

— Так значит, Бог — калека? — спросил я.

— Конечно же, нет, — возразил он, отвесив мне подзатыльник здоровой правой рукой. — Бог совершенен! — он ударил еще раз, сильнее. — Он идеален!

Я помню, как подумал, что, возможно, Бог выглядит как Эдбурга — одна из кухонных служанок, что отвела меня за часовню и показала сиськи.

— Думай! — торопил отец Беокка, но я мог думать только о сиськах Эдбурги, так что покачал головой. Отец Беоккa вздохнул. — Он создал нас по своему подобию, — пояснил он терпеливо, — потому что цель нашей жизни — стать похожим на него.

— Чтобы быть как он?

— Быть идеальным! Мы должны научиться быть добродетельными. Добродетельными мужчинами и женщинами!

— И убивать детей? — с готовностью спросил я.

— Убивать детей? — он покосился на меня.

— Ты рассказывал, — восторженно продолжил я, — как два медведя убили всех мальчиков. Бог заставил их так поступить! Расскажи еще разок!

Беокка выглядел смущенным.

— Мне не следовало читать тебе эту историю, — жалко произнес он.

— Но это правда?

— Да, правда, — несчастно кивнул он, — это из Священного Писания.

— Мальчики непочтительно вели себя с пророком?

— Да, с Елисеем.

— Обзывали его лысым, да?

— Так гласит Священное Писание.

— И Бог послал двух медведей их всех убить! В наказание?

— Да, медведиц.

— И те убили сорок мальчиков?

— Сорок два, — несчастно подтвердил он.

— Медведи порвали их на куски! Обожаю эту историю!

— Уверен, Бог желал детям быстрой смерти, — неубедительно предположил Беокка.

— Так говорится в Священном Писании?

— Нет, — ответил он, — но Бог милосерден!

— Милосерден? Он убил сорок два ребенка...

Беокка отвесил мне очередной подзатыльник.

— Пора узнать больше о блаженном Святом Кутберте и о том, как он проповедовал тюленям. Читай с начала страницы.

Я улыбнулся воспоминаниям, Сэброга погрузила нос в изумрудно-зеленое море, и холодные брызги полетели по всему кораблю. Я любил Беокку, он был хорошим человеком, но слишком легко поддающимся на поддразнивания. И на самом деле эта история из священной книги христиан доказывала, что их бог не так уж отличается от моих.

Христиане делали вид, что их бог хороший и совершенный, но он так же мог выйти из себя и устроить детям бойню, как и любой бог в Асгарде. Если цель жизни в том, чтобы быть непредсказуемым, несущим смерть тираном, то очень легко стать богоподобным, но я подозревал, что наш долг иной, и он состоит в том, чтобы попытаться сделать мир лучше.

И это тоже заблуждение. Тогда я думал и всё еще думаю, что мир стал бы лучше, если бы мужчины и женщины поклонялись Тору, Одину, Фрейе и Эостре, но я обнажил свой меч за христианского бога, убивающего детей. По крайней мере, относительно целей этого плавания у меня не было никаких сомнений. Я плыл ради мести.

Если бы я обнаружил, что Сигтрюгр побежден, а Стиорру захватили в плен, то мы развернули бы Сэброгу обратно на восток и преследовали бы Рагналла повсюду, до самой последней щели, что только есть на земле, где я вырвал бы ему кишки и станцевал бы на его хребте.

Мы весь день боролись с непогодой, направляя тяжелый нос Сэброги навстречу западному ветру. Я начал думать, что боги не хотят, чтобы я проделал это плавание, но в конце дня они послали ворона в качестве предзнаменования. Птица устала и приземлилась на небольшой площадке на носу корабля, где какое-то время сидела нахохлившись. Я наблюдал за птицей, зная, что это посланец Одина.

Все мои люди, даже христиане, понимали, что это знак, и мы ждали, гребя по коротким волнам, омываемые ливнем, ждали, пока птица не передаст послание. Это послание пришло уже в сумерках, когда ветер стих, море успокоилось и прямо по курсу появилось побережье Ирландии. Для меня далекое побережье выглядело как нечто зеленое и размытое, но Дудда засиял от радости.

— Вон там, господин! — произнес он, указывая на тень справа по курсу. — Там вход в залив, там!

Я ждал. Ворон расхаживал — два шага туда, два обратно. Сэброга взметнулась вверх, когда большая волна прокатилась под её корпусом, и тогда ворон взлетел и с новыми силами прямо как копьё полетел к ирландскому побережью. Благоприятный знак.

Я налег на рулевое весло, поворачивая Сэброгу к северу.

— Это там, господин! — возразил Дудда, когда я развернул нос корабля мимо того места, что он указал, и продолжал поворачивать. — Вход, господин! Там! Сразу за мысом. Мы пройдем теснины до темноты, господин!

— Я не поведу корабль во враждебные воды на закате, — прорычал я.

У Орвара Фрейрсона было в Лох-Куане четыре корабля, четыре боевых корабля с воинами Рагналла на веслах. Когда я войду в залив, мне нужно застать Орвара врасплох, а не искать где-то безопасное место, чтобы встать на якорь или пристать к берегу. Дудда предупредил, что залив полон рифов, островов и отмелей, и нет никакой возможности заплыть в него в приближающейся темноте, когда вражеские корабли, хорошо знакомые с местностью, могут скрываться неподалеку.

— Мы войдем в залив на рассвете, — сказал я Дудде.

— Лучше дождаться спокойной воды, господин, — заволновался он, — с рассветом будет прилив.

— Именно этого от нас и ожидает Орвар Фрейрсон? Что мы дождемся спокойной воды?

— Да, господин, — он явно волновался.

— Никогда не делай того, что ожидает от тебя враг, Дудда, — я шлепнул его по заплывшему жиром плечу, — мы войдем на рассвете, с приливом.

Ночь выдалась кошмарной. Мы находились близко к усеянному скалами побережью, небо заволокло тучами, а на море колыхалась неприятная зыбь. Мы гребли, всё время на север, и я беспокоился, что кто-то из людей Орвара мог узнать характерный нос Сэброги, когда мы впервые приблизились к берегу. Маловероятно — мы повернули на север далеко от берега и шли на веслах, так что никто с земли не должен был увидеть огромный красный топор на большом парусе. Но если драккар узнали, то Орвар удивится, почему мы отвернули, а не поискали пристанище на ночь.