Воины бури - Страница 17


К оглавлению

17

— Отец Леофстан! — прокричал юный священник. — Отец Леофстан — ваш...

— Тихо! Молчать! — приказал тощий священник верхом на осле. Он был таким высоким, а осел — таким маленьким, что ноги священника почти волочились по дороге. — Ворота должны быть закрыты, — обратился он к юному священнику, — потому что поблизости язычники! — он чуть не свалился с осла, а потом похромал по деревянному мосту через ров и поглядел на нас, улыбаясь. — Приветствую вас от имени Господа сущего!

— Отец Леофстан! — воскликнул Цеолнот и помахал ему.

— Кто ты такой? — потребовал я ответа.

— Я Леофстан, скромный слуга Господа, — заявил тощий священник, — а ты, наверное, лорд Утред?

Я кивнул.

— Нижайше прошу твоего разрешения войти в город, лорд Утред, — продолжал Леофстан.

Я оглядел хор в грязных рясах, потом беспорядочную толпу и поежился. Леофстан терпеливо ждал. Он оказался моложе, чем я думал, с широким бледным лицом, тонкими губами и темными глазами. Он улыбнулся. Мне показалось, что он вечно улыбается. Священник терпеливо ждал, по-прежнему с улыбкой, и смотрел на меня.

— Кто эти люди — спросил я, указывая на сброд за их спинами. Да они и сами походили на сброд. В жизни не видел столько народу в лохмотьях. Там, наверное, была целая сотня — калеки, горбуны, слепые и группа явно полоумных мужчин и женщин, что тряслись, бессвязно лопотали и пускали слюни.

— Малыши, — и Леофстан положил руки на головы двум детям, — это сироты, лорд Утред, помещенные под мою скромную опеку.

— А остальные? — спросил я, махнув головой в сторону лопочущей толпы.

— Божьи дети! — радостно возвестил Леофстан. — Увечные, хромые и слепые! Нищие и изгои! Голодные, нагие и одинокие! Все они — дети Божьи!

— И что они здесь делают? — спросил я.

Леофстан усмехнулся, словно на мой вопрос было слишком просто ответить.

— Господь наш велит заботиться о сирых и убогих, лорд Утред. Что сказал нам благословенный Матфей? Ибо алкал я, и вы дали мне есть; жаждал, и вы напоили меня; был странником, и вы приняли меня; был наг, и вы одели меня; был болен, и вы посетили меня. Одевать нагих и помогать бедным, лорд Утред — значит подчиняться воле Божьей! Эти прекрасные люди, — и он обвел рукой кошмарную толпу, — моя семья!

— Да благословен Господь, что страдал за нас, — пробормотал Финан, и впервые за последние дни в его голосе звучала радость.

— Хвала Господу, — прибавил Цеолнот, но без особого пыла.

— А знаешь ли ты, — прокричал я Леофстану, — что всего в половине дня пути отсюда стоит армия норманнов?

— Язычники преследуют нас, — сказал он, — изливают на нас свою ярость! Да хранит нас Господь!

— И этот город скоро может оказаться в осаде, — предупредил я.

— Сила моя в Господе!

— А если мы окажемся в осаде, — зло сказал я, — как мне прокормить твое семейство?

— Господь о нас позаботится!

— Этого ты не переубедишь, — мягко произнес Финан.

— А где они будут жить? — резко спросил я.

— У церкви есть в городе собственность, как мне сказали, — спокойно ответил Леофстан, — так что церковь их приютит. Но к тебе не приблизятся!

Я хмыкнул, Финан усмехнулся, а Леофстан по-прежнему улыбался.

— Откройте проклятые ворота, — сказал я и спустился по каменным ступеням. Я оказался на улице как раз когда новый епископ прохромал через длинную арку ворот, упал на колени и поцеловал дорогу.

— Благослови Господь место сие, — произнес он, — благослови народ, что живет здесь, — он с трудом поднялся на ноги и улыбнулся мне. — Это честь встретиться с тобой, лорд Утред.

Я ткнул пальцем в висящий на моей шее молот, но даже этот языческий символ не стер улыбку с лица Леофстана.

— Один из этих священников, — я махнул в сторону близнецов, — покажет, где ты будешь жить.

— Тебя ожидает прекрасный дом, отец, — сказал Цеолнот.

— Мне не нужен прекрасный дом, — воскликнул Леофстан. — Господь не жил в хоромах! Лисы довольствуются норами, а птицы небесные вьют гнезда, для нас же подойдет что-нибудь скромное.

— Для нас? — спросил я. — Для всех? И калек тоже?

— Для меня и моей дорогой жены, — ответил Леофстан и махнул рукой, чтобы из толпы священников вышла женщина. Во всяком случае, я предположил, что это женщина, потому что она была так замотана в разное тряпье, что сложно было ее рассмотреть. Лицо скрывалось под большим капюшоном. — Это моя дорогая жена Гомерь, — представил он ее, и куча тряпья двинулась в мою сторону.

— Гомерь? — я решил, что ослышался, потому что никогда прежде не слышал такого имени.

— Имя из Писания! — ликующе произнес Леофстан. — И тебе следует знать, господин, что мы с женой приняли обет бедности и целомудрия. Для нас сгодится любая хибара, правда ведь, дорогая?

Дорогая кивнула, и из-под вороха капюшонов, платьев и плащей раздалось нечто похожее на писк.

— А я не принимал никаких обетов, — сказал я с излишней горячностью. — Приветствую вас обоих, — неохотно добавил я, поскольку это не было правдой, — но держите свою проклятую семейку подальше от моих воинов. Нам есть чем заняться.

— Мы помолимся за тебя! — и он обернулся. — Пойте, дети мои, пойте! Взмахните в знак радости ветками! Славьте Господа нашего, входя в его град!

И епископ Леофстан вошел в Честер.

— Ненавижу этого выродка, — сказал я.

— Неправда, — ответил Финан, — тебя просто раздражает, что он тебе понравился.

— Улыбающийся скользкий ублюдок, — заявил я.

— Он известный ученый, живой святой и прекрасный священник.

— Надеюсь, он подхватит глистов и помрет.

17