Я промолчал, остановившись в дверном проеме, и выглянул во двор.
— Эти проклятые монашки с тобой говорили?
— Шепотом, — ответил он.
— Шепотом?
— Как можно тише. Молчание — их дар Господу.
— Безмолвная женщина. Весьма неплохо, на мой взгляд.
— Они лишь следуют Писанию.
— Писанию?
— Послание к Тимофею, — чопорно пояснил сын. — Святой Павел учит, что женщина должна «быть в безмолвии».
— Как пить дать взял он себе в жены сварливую тварь, нещадно его пилившую, — хмыкнул я, вспомнив о сварливой жене Видарра, — но с чего бог требует молчания?
— Поскольку слух его отягощают молитвы. Тысячи молитв. Молитвы хворых, сирых, умирающих, терпящих нужду, нищих и убогих. Молчание — дар для этих душ, позволяющий их мольбам дойти до Бога.
Я наблюдал за воробьями, ссорящимися на траве во дворе.
— Думаешь, бог внемлет молитвам?
— Я ведь жив, — просто ответил он.
— Как и я, но ведь немало христиан желало мне смерти?
— Это так.
Голос его показался мне веселым, но когда я обернулся, то заметил, что на его лице застыла маска боли.
Я смотрел на него, не находя слов.
— Больно, должно быть, — наконец выдавил я.
— Больно, — согласился сын.
— Как вышло, что тебя схватил Рагналл? Что за глупость ты совершил!
— Я пришел к нему с предложением, — устало пояснил сын, — как посланник. Это не было безрассудством, он согласился меня принять.
— Ты был в Ирландии?
— Нет, не при встрече с ним. Но я прибыл оттуда.
— От Стиорры?
— Да.
Пришла карлица с чашей воды или эля и тихонько хмыкнула, чтобы привлечь мое внимание. Она хотела, чтобы я посторонился.
— Кыш, — рявкнул я на нее и посмотрел на сына. — Эта сука Брида тебе и член отрезала?
Он замялся, но потом кивнул.
— Да.
— Хотя какая разница. Ты ведь проклятый священник. Можешь отливать на корточках, как баба.
Я был в ярости. Может, я и отрекся от Утреда, лишил его наследства и пренебрегал им, но он по-прежнему оставался моим сыном. Нанесенное ему оскорбление — оскорбление для всего рода. Я хмуро разглядывал Утреда. Он коротко подрезал волосы. Он всегда был миловидным мальчиком, с тонким лицом и скорым на улыбку, хотя, пожалуй, улыбки своей лишился вместе с членом. Он выглядел красивей моего второго сына, решил я, который, если верить другим, пошел в отца — с грубыми чертами лица и весь в шрамах.
Сын посмотрел мне в глаза.
— Я по-прежнему чту тебя как отца, — промолвил он спустя мгновение.
— Чти меня как человека, кто за тебя отомстит, и расскажи мне, что там со Стиоррой?
Сын вздохнул и шевельнулся под одеялом, поморщившись от боли.
— Их с мужем осадили.
— Кто?
— Уи Нейллы, — нахмурился он. — Это клан, племя и королевство в Ирландии. Он замялся, очевидно, желая пуститься в объяснения, но потом пожал плечами, показывая, что те выйдут утомительными.
— В Ирландии дела обстоят иначе.
— Они союзники Рагналла?
— Да, но они не доверяют друг другу.
— А кто станет доверять Рагналлу? — спросил я.
— Он берет заложников. Так он добивается верности людей.
Я нашел его объяснения чересчур путанными.
— Ты хочешь сказать, что Уи Нейллы дали ему заложников?
Сын кивнул.
— Рагналл передал им свои земли в Ирландии, но в качестве уплаты взял одну корабельную команду на год службы.
— Так они наемники! — удивленно воскликнул я.
— Наемники, — подтвердил сын, — и их служба — часть земельной сделки. Второе условие — смерть Сигтрюгра. Что если Уи Нейллы его не выполнят?
— Если не выполнят, то во власти Рагналла люди Уи Нейллов. Думаешь, он убьет их в отместку? — спросил я.
— А сам как думаешь? Коналл с его людьми — наемники, но одновременно и заложники.
Вот теперь, наконец, все прояснилось. Ни Финан, ни я не могли понять, почему ирландские воины служат Рагналлу. Ни один из пленников не смог дать нам объяснения. Они были наемными воинами и гарантией смерти Сигтрюгра.
— Что стало причиной ссоры Рагналла с братом? — спросил я.
— Сигтрюгр отказался присоединиться к армии брата.
— Почему?
— Они недолюбливают друг друга. Когда умер отец, он поделил земли между ними. Рагналл этому воспротивился. Он считал, что все принадлежит ему. Сын прервался, невесело рассмеявшись.
— И главное, Рагналл добивается Стиорры.
Я уставился на него.
— Что?
— Рагналл домогается Стиорры, — повторил он.
Я молча смотрел на него.
— Она стала красавицей, — пояснил сын.
— Сам знаю! Она еще и язычница.
Он печально кивнул.
— Говорит, что язычница, но думается мне, она — как ты, отец. Говорит это, чтобы досадить людям.
— Я язычник! — гневно возразил я. — Как и Стиорра!
— Я молюсь за нее, — ответил он.
— Как и я.
— Так что Рагналл ее добивается, — продолжил он. — У него уже четыре жены, но теперь ему захотелось и Стиорру.
— А Уи Нейллы должны взять ее в плен?
— Верно, должны, — согласился он, — и еще убить Сигтрюгра. В обмен на земли.
Я прошел к двери и выглянул во двор. Бледное солнце бросало тени от остатков мозаичного бассейна с каменной стеной, в котором давно пересохла вода. На стене были вырезаны бегущие нимфы и козлоногие мужчины. Извечная погоня.
— Финан сказал, что Уи Нейллы — самый могущественный клан в Ирландии,— произнес я, стоя в дверях, — а ты хочешь сказать, что они преследуют Стиорру?
— Преследовали, — ответил сын.
— Преследовали? — спросил я, но сын лишь опять вздохнул, явно не желая продолжать разговор. Я обернулся и посмотрел на него.